Upd: Подниму запись 5-летней давности. Теперь уже 75 лет.
______________________________________________________
Ровно 70 лет назад, 22 июня 1942 года, погиб мой дедушка.
Он был офицером 92й стрелковой дивизии, одной из тех, которые перебросили на фронт с Дальнего Востока осенью 1941-го. И одной из многих, которые были практически полностью уничтожены в результате бездарно спланированной Любанской операции.
Те места под Великим Новгородом возле станции Мясной Бор теперь называются Долиной смерти. Не только потому, что, по разным оценкам, там погибло от 100 до 150 тысяч солдат и офицеров. Но и потому, что их не похоронили.
Это к вопросу о памяти и патриотизме, о которых так любят последнее время писать, противопоставляя нынешние бездуховные времена прежним, как бы идейным.
Рассказывают, что в середине 60-х годов поля вокруг Мясного Бора были перепаханы по приказу "сверху" и засажены молодыми деревьями. Прямо по останкам, которые оказывались разбросаны на десятки метров – череп в одной стороне, кость ноги - в другой... Рассказывают, что иные трактористы работали, закрыв глаза.
А в лесах непогребенные тела лежали и в 70-х. И только поисковики много десятилетий ищут документы, восстанавливают имена и до сих пор хоронят погибших. И иногда даже находят родственников тех, кто «пропал без вести» 70 лет назад.
Из мемуаров ветерана:
«По ту сторону Долины смерти в атаку шли все, кто мог идти. Естественно, родственники павших любанцев чаще всего получали обжигающие руки и леденящие душу сообщения: «Пропал без вести».
Особистов же прежде всего интересовало, не имел ли данный «окруженец» хотя бы кратковременного контакта с немцами, во время которого его могла завербовать вражеская агентура. В строгих анкетах соответствующие вопросы детализировались: при каких обстоятельствах вышел из окружения? В одиночку? Вдвоем? С разрозненной группой или со своим подразделением?
Между тем вышедших из окружения следовало не столько допрашивать, сколько опрашивать. Живые свидетели по свежей памяти могли бы рассказать, кто из их однополчан пал в бою, кто ранен или эвакуирован в госпиталь, умер от голода либо болезни... Будь такая работа проделана и ее результаты где-нибудь зафиксированы, удручающая статистика «пропавших без вести» и «неизвестных» в братских могилах выглядела бы совершенно иначе».
Дедушка был одним из старших офицеров дивизии, поэтому, видимо, попал в списки погибших, и моя мама до совершеннолетия даже получала пенсию за него. Но попал он в эти списки как-то странно – на сайте ОБД Мемориал я нашла упоминание о нем только в одном списке безвозвратных потерь, и там он значится пропавшим без вести. Причем информация минимальная, с инициалами вместо имени и отчества. Если б в графу о родственниках не была вписана бабушка, можно было бы решить, что это и не он вовсе.
К сожалению, документы никакие бабушка не сохранила. В 1945-м она снова вышла замуж и долго скрывала тайну удочерения. От моей мамы – до момента, когда той понадобилось свидетельство о рождении для получения паспорта, а от меня – до своего последнего дня. Хотя часть информации я раскопала сама раньше, но это совсем другая история.
Мама говорит, что пыталась несколько раз расспрашивать бабушку подробнее об отце, но бабушка не могла говорить, плакала.
На самом деле почти все, что я написала выше, я нарыла весной этого года, включая номер дивизии, в которой дедушка служил. Потому что мама всю жизнь во всех анкетах писала другой номер, который ей назвала бабушка. Потому что 92я стрелковая дивизия 1го формирования с апреля 1942 года входила в состав 2й ударной армии. Той самой, которую предали дважды. Один раз – оставив погибших лежать непогребенными и безымянными, и второй раз – оболгав.
Мне было лет 10, когда я, живя у бабушки и дедушки Сережи, второго бабушкиного мужа, в поисках хоть чего-нибудь почитать, кроме военных мемуаров, наткнулась на книгу Кожевникова «Щит и меч». И там прочитала про генерала Власова и про то, что 2я ударная армия погибла, а не перешла на сторону врага. Формулировки были странные, я прискакала к дедушке делиться полученной информацией.
Тут-то он мне рассказал, что долго существовала практически официальная версия о 2й ударной как армии предателей и что это вранье. Что сам он служил во 2й ударной несколько месяцев, 13 дней выходил из окружения, «и потом каждый новый особист, гад, считал своим долгом поинтересоваться: "А что это вы, Сергей Александрович, 13 дней делали в тылу врага?"» В общем, см. цитату из мемуаров выше.
Дедушка говорил, что был молодой, эмоциональный, в ответ рвался бить морды, часто успешно. Видимо, поэтому и дослужился к концу войны, имея 4 ранения, лишь до техника-лейтенанта.
Я нашла в банке документов «Подвиг народа» его наградные листы. Интересные такие листы. Он получил орден Красной звезды за бои весной 1942-го в районе все той же станции Мясной Бор, но к награде его представили… в январе 1945-го. И в наградном листе место службы написано без указания армии, в которую входила его дивизия.
Весной 1942-го ему было 18 лет.
А в представлении на награждение в августе 1945-го за войну с Японией значится, что других наград он еще не имеет, т.е. тот первый орден вручили и вовсе не раньше осени 1945-го. То ли бюрократия, то ли долго думали.
О тех, кто до 45-го не дожил, никто и не думал.
Никто не забыт, ничто не забыто?